Грустная Болгария в Белой тетради Бешкова

Личный дневник карикатуриста Ильи Бешкова уже находится на болгарском книжном рынке - помимо его заметок, книга «Черная тетрадь» содержит его полицейские записи и альбом с некоторыми из его наиболее значительных работ. Издание «Восток-Запад» было сделано с помощью сына Бешкова Александра и его жены Савки Чолаковой.

«Черная тетрадь» предлагает встречу с гениальным художником, необычным человеком с активной гражданской позицией. Личный журнал талантливого мультипликатора, подлинные документы из его досье и опубликованные работы погружают читателей в дух эпохи и прослеживают образ жизни одного из величайших болгарских художников, доблестного человека, который остается верным своим принципам независимо от политических режимов. Дневник Бешкова - чрезвычайно ценная информация 1950-х годов, отражающая события с точки зрения художника, который не был во власти того времени. В книгу также включены фотоматериалы из личного архива семьи художника.

Илья Бешков Дунов родился 24 июня 1901 года в селе Долни Дабник, Плевен. Окончил среднюю школу в Плевене, затем два года учился на юридическом факультете Софийского университета "Св. Климент Охридский ", учил в родном селе. В 1921 году он начал рисовать в Академии художеств в классе профессора Никола Маринова и окончил в 1926 году. Он сотрудничал с рядом издательств, газет и журналов, в которых он напечатал более тысячи своих работ. Иллюстрирует и формирует более 60 книг. С 1945 года и до своей смерти в 1958 году он преподавал живопись, иллюстрацию и верстку книги в Академии художеств, а также был заместителем графического факультета. С 1953 года он был профессором.

Бешков является одним из самых замечательных болгарских художников первой половины прошлого века. Его жизнь отмечена жестокими событиями: первая и вторая мировые войны, политический переворот и смены власти ... Основные периоды его творчества совпадают с ключевыми событиями из истории Болгарии. Бешков - человек с активной гражданской позицией, выражением которого являются его знаменитые мультики. Именно в области мультипликации он достигает своих вершин как художник - это некоторые из самых впечатляющих достижений болгарской публицистики.

Сам Бешков пишет о сущности этого жанра: «Мультфильм черпает идеи, сюжеты и темы непосредственно из жизни, из реальных фактов из социальной, политической, экономической и повседневной жизни. Это близко следует за фактом, событием, событием, без которого это немыслимо. Всегда актуальная, бодрствующая и подвижная, она пронизывает всю свою жизнь и, став ее полноправным представителем, становится богатой сокровищницей знаний о людях и возрасте ».

Предлагаем вам отрывок из Black Notebook:

Июль 1950

Я карикатурист (в конце концов) , «моя работа» состоит в том, чтобы искать забавного, безобразного, грустного и глупого человека (кроме меня и меня) . Но я не могу сделать это в течение длительного времени. Полный кризис - слабость, разочарование и бесплодие душат как мысль, чувство, так и руку. Что случилось со мной и вне меня, что случилось с человеком со мной и мной? Очевидно, что его не существует (или я его не вижу?!) . Нет. Если бы он существовал, он не перестал бы быть смешным, глупым и трепетным! Человеку отказано - он потерял свои права на себя. У него нет своего носа, его желудка, его желания, его действия - даже его тень не отброшена. Он растаял в великой лаборатории ... Он не человек и не может нести никакой ответственности, нести бремя насмешек, глупости и зависти. Он только виноват, и эта вина заключается в факте его физического существования. То, что можно извлечь и извлечь из этого бессмысленного существа, чего нельзя отличить от другого, - это не заставляет нас звучать, пахнуть, не жалеть, не упрекать. Огромное недоверие к нему ошеломило его и вызвало недоверие к нему. Изнасилование - это только для насилия. Смешной, безобразный, грустный и глупый человек возможен только при наличии достойного, красивого, радостного и мудрого - свободного. Конечно, если новый мир, как он есть - счастлив и счастлив, у меня нет причин жалеть его, ни себе жаловаться, что я не умею рисовать, изображать его (так любезно).

22 июля 1950 г.

Я слушаю российское радио - русские с энтузиазмом поют о Москве, Сталине, Красной Армии, Волге. Это их родина и они ее любят. Эта любовь держит их жизни. Болгарка давно любила свою страну и злоупотребляла любовью к ней. Он вообще не привык любить - он следит за своей едой и своей жизнью и пытается петь без песен. Но он не знает иностранную песню, которая является странной душой, и он молчит. Наши песни грустные, и он не смеет грустить. И грустная песня - поет свободно - становится радостью, жизнью. Песни не поют, реки радости не текут. Поет только радио - люди слушают и молчат: рад ли он, тайно плачет, полирует детей или пьет, утонул в богохульных мыслях и в своем глубоком, неисполненном горе. Я не знаю, что с ним происходит, я его больше не знаю - только от горя своего сердца я чувствую это.

Сегодня почти никто не говорит, что он думает. Каждый человек бесконечно разочарован тем, что не произносит тени того, что он думает и чувствует. Самая благоприятная ситуация - это не говорить, но это абсолютно неприемлемо, поскольку молчание является бесспорным доказательством того, что вы думаете. Вы должны говорить, чтобы отрицать и убить свои собственные мысли. С другой стороны, безумие думать, что можно высказывать свои мысли и чувства, потому что у вас даже не будет на это времени. И здесь люди обязаны говорить, даже если они знают, что ничего не говорят из того, что они думают. Единственным «преимуществом» такого словесного общения является остальное чувство живого и бодрствующего - любопытство - каждый хочет знать, насколько другой легче, ненавистнее и наглее. Хвала, удивление и честь им, потому что человек больше нуждается в похвале, ревности и удивлении, чем в истине. Люди убеждены, что они могут жить без этого, хотя они могут жить только без него. Как только они заработали свои жизни - они ничего не потеряли. Страх дает им достаточно трепета и волнения, чтобы они не обнищали эмоционально.
Они должны знать (и уже знают), что их жизнь дана им, чтобы не просить цену.

Как обстоят дела с фанатиками, в отличие от сомневающихся «свободных» людей. Последние не смеют говорить, а фанатики не могут и не смеют думать, чтобы не сломать догму. И именно поэтому они постоянно говорят только с ней (не с ней, потому что только об этом говорят, а не обсуждают). Но как она, догма, говорится перед ними, и с ними не разговаривать, как будто они молчат. Они получили догму с обязательством не запрашивать цену. Опасно (одинаково) безобразно и тем, и другим. Небольшая разница между тем и другим ничто перед лицом общей опасности, и в результате получается единство (моральное и политическое единство нации).

Доктрины знают об их ограничениях - они иногда воспринимают это как болезнь, но они не хотят лечить, потому что они не смогут жить жизнью, которая потребует больше моральных возможностей. Они предпочитают даже умереть, чем видеть себя слабыми, бессильными перед принципами духовной жизни. Поэтому они отрицают дух и все его проявления. Они одержимы самой упрямой и низшей гордостью. Они защищают себя от малейшего прорыва, потому что от этого прорыва их умы не расширятся, а исчезнут, потому что он слишком мал.

28 июля 1950 г.

Сегодня вечером я разговаривал с тремя пожилыми людьми, чьи имена я не знаю. Жизнь незнакомца удивительна и сногсшибательна. У него есть жена, дети и одна забота - для них! И мы находимся перед лицом войны и опустошения. Мы пьем вино, и наши мысли о скорой смерти детей. Спасение в бегах. Где? Не здесь, не там. Мы бегаем со своими мыслями и детьми по земным дорогам, дюнам и заливам, с сундуками и расчетами. Ночь бежит, луна смещается. Те, кто спасает нас, уже давно спят. Достаточные капли выбежали из странных и тяжелых мыслей. Какая грация, какая доброта! Небо наблюдает за нами, это напоминает нам, что мы не одиноки.
Легкие облака двигали звездное небо, деревья шептали, и мы замолкали с дрожащей надеждой.